С каждым годом нас становится почти на один миллион меньше. Несмотря на вроде бы улучшающуюся жизнь и постоянный приток иммигрантов. Как ни странно, к цифре ежегодных потерь стали привыкать и уже без дрожи душевной говорим, что при таких темпах депопуляции к концу столетия в России останется людей меньше 50 миллионов. Действительно ли Россия вымирает? И нет ли способов приостановить этот печальный процесс?

Об этом мы беседуем с одним из ведущих демографов страны — доктором медицинских и кандидатом философских наук, профессором кафедры здорового образа жизни и философии Российской медицинской академии последипломного образования, руководителем лаборатории Государственного научно-исследовательского центра профилактической медицины Минздрава РФ, действительным членом Российской академии естественных наук, экспертом Государственной думы РФ, председателем Ассоциации независимых ученых “Россия ХХ—ХХI” Игорем Алексеевичем ГУНДАРОВЫМ.

Плюс Ленинград, минус Пермь

— Помню, в начале радостных 60–х учительница начальной школы объясняла: в Советском Союзе каждый год добавляется целый Ленинград — 3,6 миллиона человек. Сейчас ежегодно убывает по одной Перми… Что же с нами случилось?

— После Второй мировой войны резко снижалась смертность населения — так продолжалось до середины 60–х, потом смертность стала расти — до 1985 года. В короткий промежуток до 1988 года наблюдалось необъяснимое снижение смертности, а с 1989–го она вновь растет, причем с начала 90–х этот рост резко ускорился: если в 90–м году на одну тысячу населения приходилось 10,4 умерших, то в 94–м году — 15,7! Обычно такой инерционный параметр меняется плавно, а тут вдруг — такой резкий подскок, даже специалисты усомнились в точности статистических данных. Но специальные исследования подтвердили: смертность возросла в полтора раза. Значит, случилось что-то небывалое.

С момента необъяснимого перелома в 1992 году количество избыточно умерших превысило семь миллионов человек. Половину этих жизней унесли сердечно-сосудистые болезни, еще одну треть — несчастные случаи, травмы, отравления и насилие; оставшиеся умерли по разным причинам.

В то же самое время что-то произошло с рождаемостью: она снизилась примерно в два раза. В 1992 году произошло печальное пересечение двух кривых: рождаемость стала ниже смертности. С тех пор эти кривые расходятся все дальше. На профессиональном языке демографов такое явление называется депопуляцией. И объяснить ежегодное вымирание 0,7% населения простой случайностью невозможно.

Есть территории — всего их 18, — где депопуляция максимальна. Это северо-запад и центральная часть европейской России — исконно русские земли, на которых образовывалось наше государство. Здесь интенсивность вымирания достигает 1% в год. Это значит, “время полураспада нации” составит всего лишь 50 лет: еще при жизни нынешних детей численность проживающих в этих землях снизится вдвое. А в Псковской области скорость депопуляции вообще максимальна: 1,5% в год.

— Но, может быть, не стоит паниковать? Помнится, в свое время депопуляцию переживали Франция и даже маленькая Голландия, которая, казалось, вообще может быстро обезлюдеть. Но ничего, потихоньку вновь стали заселяться. Может, снижение рождаемости — естественное эволюционное качество белой расы, особенно в развитых странах?

— Давайте посмотрим, что делается за рубежом и в развитости ли тут причина. Кроме нас “в минусе” оказались Украина, Белоруссия, Литва, Латвия, Эстония, Болгария, Венгрия, Румыния, Словения, Чехия, Германия, но не вся, а только восточная часть страны. Никакой закономерности не просматривается?

— Вы перечислили только страны бывшего социалистического лагеря…

— Заметьте, это ваш вывод, а не мой. Не будучи специалистом в демографии, вы сразу увидели очевидное. Почему-то эта очевидность не стала предметом обсуждений.

Нас губит отнюдь не бутылка

В поисках причин непонятного явления обратим внимание на то, что с 1991—1992 годов в 2—4 раза возросло число аварий и катастроф во всех отраслях и сферах нашей жизни. Динамика авиакатастроф всегда совпадает с динамикой смертности (там и здесь пик в 1994 году, затем — некоторый спад и вновь подскок в 1998–м), хотя в разбившихся самолетах погибает ничтожный процент всех окончивших жизнь. Значит, должна быть какая-то, не установленная нами закономерность.

Еще один график — смертность младенцев в возрасте до одного года, обычно это происходит по вине матерей. И здесь на 1992—1994 годы приходится резкий взлет кривой. Словно с матерями что-то произошло.

Примерно такие же кривые мы получим по происшествиям на шахтах, по инфекционным заболеваниям, по частоте несчастных случаев на производстве…

Все то же самое происходит на европейских постсоветских территориях. А вот в Закавказье и в Средней Азии картина несколько иная: там в последние пятнадцать лет смертность снижается.

— Причину, конечно же, лучше всего искать исходя из этого различия. Одна гипотеза напрашивается сама собой: на Кавказе и в Средней Азии и традиции другие — там так убойно не пьют, как наши соотечественники и ближайшие соседи. Может, все дело — в “смертной” пьянке?

— Разумное и естественное предположение. Давайте его проверим. По данным 1994 года (самого, напомню, “пикового” в списке российских несчастий), население Франции потребляет алкоголя почти в два раза больше, чем в России: 11 литров на человека в год против 6 литров. Почти так же “запойно” живут португальцы, немцы, датчане, австрияки, испанцы…

— А-а, кажется, догадался: романские народы глушат полезное виноградное вино, северные европейцы безотрывно сосут пиво, тоже не столь пагубное, а наши “несчастненькие” водкой себя травят, причем некачественной, — вот вам и повышенная смертность!

— И это, казалось бы, логичное предположение цифрами отнюдь не подтверждается. По данным 1980 года, в пересчете всего потребляемого алкоголя на спирт мы действительно европейские лидеры (только поляки оставляют Россию чуть позади), а те же французы и датчане выпивают крепких напитков втрое меньше. При этом смертность в том же 1980 году в России и Дании была одинаковой, во Франции — совсем чуть-чуть ниже. Данные по 13 европейским странам убеждают: никакой связи между потребляемым спиртом и смертностью не существует.

— Н-да, вот это ребус! Ну, если не пьянство, так бедность, обнищание людей в процессе реформ?..

— Да, логика позволяет так предположить. Но обратите внимание, где в России прирост смертности максимален: в Москве и Петербурге. Но ведь не скажешь, что беднейшее население страны сосредоточено в столицах. Как раз наоборот. Бесстрастная статистика доказывает: в небогатых Чили, Панаме, Венесуэле смертность куда ниже, чем в “сытых” Швейцарии, Бельгии, Голландии. По уровню достатка наше население сейчас живет так же, как в 60–х годах. Но тогда смертность составляла 6 человек на 1 тысячу, а сейчас — 16. Выходит, вымираем и не от бедности.

— Тогда, может, в массовых смертях повинны стрессы: сейчас выживание требует напряжения всех сил, даже, наверное, перенапряжения.

— Экономическая депрессия, которую Россия переживает последнее десятилетие, в истории не уникальна. Примерно то же происходило в конце 20–х — начале 30–х годов в США и Западной Европе.

— Вот именно! И бизнесмены массово кидались в Гудзонов залив…

— Давайте все-таки опираться не на литературные образы, а на факты. Смертность в США в годы экономического кризиса практически не росла. Отечественная война была для людей сильнейшим стрессором. Но известно, что с 1943 до 1945 года смертность в СССР снизилась вдвое!
Выходит, и стрессами феномен не объяснить.

Сразу же скажу, что ни рост курения, ни гиподинамия, ни переедание для искомой причины тоже не подходят. С ухудшением экономического положения большинства россиян калорийность питания снизилась на треть, мяса, молока и масла стали потреблять меньше, а двигаться (в частности, для решения возникших проблем) — больше. В итоге образ жизни стал более здоровым. Курение выросло только в среде подростков, но не они умирают от инсультов и инфарктов. Экологическая обстановка из-за стагнации производства улучшилась: в Москве-реке опять ловятся раки — верный признак повысившегося качества воды; заколосились калмыцкие степи, даже в индустриальных городах воздух стал немного чище.

Выходит, ни один рассмотренный фактор не способен объяснить рост смертности и снижение рождаемости.

Эпидемиология духовности

— С нами что-то происходит. Статистика по смертности от инфекционных заболеваний в Петербурге ужасающая. В 1992—1994 годах дизентерия дала прирост на 1100%, сальмонеллез — на 900%, дифтерия — на 1200% (а по России в целом — на 2400%), обострение хронического сифилиса выросло на 1400%. Сопоставимые величины демонстрируют стрептококк, гонорея и другие возбудители. Инфекционисты отказались объяснить этот обвал.

— Может, это были годы повышенной солнечной активности?

— Проверяли — нет. Действует какой-то невидимый фактор Х. Его свойства можно описать: огромные скорости распространения, синхронность, точный захват постсоветского пространства, нечувствительность к нему детей и стариков — фактор Х поражает здоровых и работоспособных, острие его удара приходится на возрастную группу 20—29 лет; на женщин он действует в три раза слабее, чем на мужчин; фактор Х управляет всеми без исключения болезнями.
Что же остается?

— Меня не покидает мысль, что разгадка кроется в общественном устройстве: вы называли лидеров депопуляции, а получились исключительно страны бывшего СССР и СЭВ.

— Вы, таким образом, выдвигаете на первый план информационный фактор. Который наверняка связан с психикой людей. Давайте позаимствуем у религии опыт исследования самых пагубных для человеческого духа явлений. В Библии они перечислены — это семь смертных грехов: сребролюбие, блуд, сотворение кумиров, неуважение к родителям, гордыня, гнев, тоска.

Чем материальным можно измерить эти духовные категории? Духовность, как элементарные частицы, можно обнаружить не напрямую, а по следам. Нарушение библейских заповедей проявляется в поступках, которые фиксируются в официальной статистике. Например, злоба, агрессия имеет свое крайнее проявление в убийстве, существует статистика убийств. Тоска, уныние, ощущение безнадежности проявляются в самоубийствах, которые также отражены в статистике. Сребролюбие отражается в хронике краж и грабежей. Неуважение к родителям — в количестве пожилых людей, сданных в дома престарелых…

Если мы что-то хотим понять в необъяснимом росте смертности на нашей земле, надо попытаться дать оценку греховности территории, как бы странно это ни звучало. Как только меня посетила эта мысль, я впервые сопоставил динамику смертности и преступности. Практически полная идентичность двух кривых (см. график) убедила меня, что найден правильный путь анализа. Коэффициент взаимосвязи двух кривых превышает 0,9, из чего я делаю уверенный вывод: динамика смертности обусловлена динамикой общественной нравственности.

Более того, динамика преступности примерно на полгода-год опережает динамику смертности. Что тоже можно понять: дух определяет жизнь материи, а не наоборот.

Динамика смертности на 73% объясняется возросшей агрессивностью в обществе (убийства) и на 11% — безысходностью и потерей смысла жизни (самоубийства). В сумме два этих фактора составляют 84%. Таким образом, сверхсмертность последних лет объясняется агрессией и депрессией как самыми главными причинами. Негативная информация, вызвавшая их к жизни, играет роль вируса, поразившего наше общество.

— Что же нас ждет? Насколько депопуляция фатальна?

— Если предполагать, как это делает большинство моих коллег, что демографическая ситуация зависит прежде всего от экономической, то выхода нет: в этом случае Россия обречена на вымирание, а территория — на заселение другими народами. Если же истинна моя концепция и депопуляция определяется смятением народного духа, просвет возможен: с изменением духовной атмосферы в обществе изменится и его отношение к жизни.

Меня очень порадовали результаты выборов в Госдуму: примерно 57% избирателей были против всех — они продемонстрировали это либо ногами, либо руками. Это означает, что большая часть народа не видит перспектив в предложенной политике, не принимает предложенные варианты.

— Что же в этом хорошего?

— Если народ не принял, значит, он ищет лучшего. Я убежден: за 2—3 года возможно радикальное исцеление страны от депопуляции. Для этого в людей нужно вдохнуть такую же энергию оптимизма, как это было в годы хрущевской оттепели и горбачевской перестройки — тогда, как по команде, и смертность снижалась, и рождаемость возрастала. Необходимо найти нечто духоподъемное.

— Но что именно?

— На мой взгляд, принять закон об ответственности власти за качество жизни (не уровень жизни, под которым понимают экономическое благополучие, а именно качество жизни, включающее духовную удовлетворенность людей жизнью). Ежегодно в отчете перед Федеральным собранием президент анализирует демографическую и нравственную ситуацию. Если она ухудшилась, он обязан намечать конкретные меры ее улучшения. Качество жизни — это своего рода компас. Если курс корабля не совпадает со стрелкой компаса — либо меняй курс, либо уходи.