Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
Ф. Тютчев.

Каждая эпоха рождает свой тип мировоззрения, новые знания и новый опыт непрерывно изменяют наши взгляды на окружающий мир, на нас самих и на наше место в нем. Но бывают периоды перестройки самих основ эволюционного процесса развития человека. Я думаю, что мы как раз и подходим к одному из таких поворотных моментов. И хотя угадать будущее нам не дано, тем не менее кое-что из будущего представляется достаточно отчетливо. Так я уверен, что непременно появится система новых табу и возникнет необходимость новых знаний. А что еще необходимо сегодня, чтобы не было катастрофы завтра? Каков должен быть новый антропоцентризм? Он должен не просто ставить человека в центр мироздания, как в былые времена, а стремиться изменить себя и Природу и свое поведение так, чтобы сохранить человека на планете.

Но как этого достичь? Некоторым размышлениям на сей счет и посвящены эти заметки.

Недавно я издал книгу "Современный рационализм" (Москва. 1995 г. Эколого-политологический университет), где попытался изложить свое представление об одной из важнейших составляющих современного мировоззрения, о рационализме - этом инструменте познания, который должен быть присущ любой цивилизации.

В основе книги лежат соображения, как мне представляется, естественные и вполне очевидные для любого человека, который всю жизнь занимался естествоз нанием, то есть стремился познать законы, которые управляют Природой, и способы их использования, позволяющие человеку предвидеть возможные последствия своих действий. Эти законы и методы их использования - суть концентрированный опыт человека. И следствия этого опыта (научных исследований, и не только их) академик Вернадский называл эмпирически ми обобщениями. Они и есть опора практической деятельности человека, способная защитить его от возможных ошибок и неудач и помочь достичь желаемых целей. Они - необходимая основа любого образовательного процесса: человек должен знать, как функционирует сложнейшая система - природа Земли, которая является его единственным домом, домом, которому он обязан своим появлением на свет и частью которого является сам.

Но эти знания еще не есть мировоззрение. Это лишь шаг, абсолютно необходимый человеку, живущему на грани XX-XXI веков. За последние три столетия цивилизация достигла удивительного могущества и породила новый взлет антропоцентризма, столь характерный для античной культуры. Но теперь примитивный антропоцентризм, основанный на представлении об абсолютном могуществе человека, "равного богам", уже не безобиден, как в былые времена. И для того, чтобы использовать это могущество во благо человека, людям необходимы самые разнообразные знания и то рациональное, что добыто современной наукой. Оно должно стать одной из опор мировоззрения. А значит, и цивилизации. Но я назвал свою книгу "Современный рационализм", чтобы подчеркнуть его отличие от рационализма классического и весьма распространенного позитивизма.

Человек - порождение Природы, результат длительного ее развития, в ходе которого возник удивительней ший феномен - Разум. Это биологический инструмент, способный познавать окружающий мир. Разуму мы обязаны логикой, а следовательно, и возможностью анализировать происходящее и предвидеть некоторые фрагменты будущего. Но Разум не всесилен. Ему доступно то, что "доступно". Абсолютизация возможностей Разума крайне опасна, как и всякая переоценка своих достаточно скромных сил. В окружающем мире есть некоторая граница познания, за которой лежит то, что принципиально недоступно тому инструменту, который нам дан Природой. Существуют вопросы, на которые человек не имеет и, вероятнее всего, никогда не будет иметь ответа. Я верю: на любой вопрос "КАК?", то есть на вопрос о том, как возникли те или иные следствия тех или иных посылок, наука однажды найдет ответы. Но всегда остается вопрос "ЗАЧЕМ?" - зачем мы пирические обобщения". Вот почему мировоззрение никогда не сможет быть сведено к чисто научному, рационалистическому миропредставлению. Я отдаю себе отчет в том, насколько такое утверждение не соответству ет тем канонам, которые пытались привить нам в недалеком прошлом.

В формировании мировоззрения участвует множество причин. Это и религии, и семейные традиции, встречи с людьми, собственная активная деятельность и многое, многое другое. Но в процессе обучения необходимо выделить рациональное ядро мировоззрения, то, что должно быть общим для всех людей, на что человек может надежно опереться в своей практической деятельности. Рациональное начало нельзя ни с чем смешивать. И в рамках рационализма нельзя говорить о Боге и любом иррациональном, то есть о том, что не является логическим следствием того или иного эмпирического обобщения. Обязанность ученых, учителей раскрыть рациональное содержание наших знаний, дать этот инструмент нашим ученикам.

Это вовсе не означает, что я недооцениваю те составляющие миропонимания, которые не сводятся к чисто рациональному знанию. Но их утверждение в человеке имеет совсем другое начало, качественно отличное от того, что мы называем обучением. Человек живет в определенном "эмоциональном поле", играющем не меньшую роль в его действиях и его судьбе, чем точные знания. И встречать завтрашний день мы должны не только во всеоружии наших знаний об окружающей Природе, но и при соответствующей настройке этого поля.

Я не смею объяснить иррациональную сущность человека. Поэтому лучше всего проиллюстрировать свое понимание места этого "поля", а значит и процесса формирования мировосприятия, примерами собственного жизненного опыта. Вот несколько эпизодов, которые повлияли на мое мировоззрение и, вероятнее всего, сыграли немаловажную роль в том, как сложился мой жизненный путь, моя судьба. Ведь это тоже эмпиричес кое начало. И оно может привести к ряду практических выводов, о которых я скажу в конце этих заметок.

Я человек не религиозный, хотя никогда не был и атеистом. Как теперь я понимаю, мое неприятие антирелигиозности - следствие того же суждения, которое лежит в основе рационализма: я не знаю эмпирического обобщения, которое позволяло бы мне утверждать отсутствие Бога или Высшего Разума. О том, что я не могу утверждать и обратное, по существу я уже сказал. Но факты личной жизни непосредственно повлияли на мое мировосприятие.

Получая однажды метрику, я узнал, что был крещен в церкви Николы в Хамовниках в августе 1917 года. Моим воспитанием, в том числе и религиозным, занималась бабушка. Она была лютеранкой, но каждое воскресенье ходила к обедне и выстаивала длинные службы в православной церкви. В воспитательных целях она меня брала с собой. Но стояние в церкви было для меня мучительным, служба казалась утомительно повторяющимся представлением и игрой, цель которой я не понимал... Я спрашивал бабушку, почему они каждый раз повторяют одно и то же, неужели им это не надоело. И даже предлагал варианты этой красивой, но нудной для ребенка игры в храме. Наверное, отсюда и началось мое неприятие церкви.

Но есть еще одна причина моего детского отталкивания всего, что связано с религией. У нас дома была прекрасно изданная "Библия для детей" с изумительными гравюрами Доре. Я часто листал эту книгу и всматривался в иллюстрации. Всюду был Бог или его пророки. Бог был величественен и грозен. Он вывел из Египта избранный им народ, вел его по пустыне, он благословлял жертвы и грозил всем врагам своего избранного народа. Одним словом, Бог был страшен! Ночью мне снились эти гравюры, и я с плачем просыпался. Я говорил бабушке: ведь я не еврей и поэтому их Бог меня хочет убить. Бабушка утешала весьма своеобразно. Она говорила: ты не бойся, у нас есть свой Бог, Он сильнее и Он тебя защитит. Это меня успокаивало, и я засыпал. Со временем эта книга куда-то делась, брать меня в церковь перестали, потом началась советская школа, и религия надолго ушла из моей жизни.

И все же один раз я молился, причем, как сейчас понимаю, вполне искренне.

Во время войны я был инженером по вооружению бомбардировочного авиационного полка. Эпизод, о котором я расскажу, произошел где-то между Великими Луками и Новосокольниками. Эта местность только что была освобождена нашими войсками. Я шел с летного поля в деревню, где мы тогда размещались. Решив сократить дорогу, я и мой спутник пошли через заснеженный луг. Неожиданно взорвалась мина, и осколок прошил мой сапог, поранив ногу. Оказалось, что мы шли по участку, который еще не был проверен саперами, а колышек с дощечкой, на которой было написано "мины", мы просто не заметили.

Кругом были мины: шаг вперед, назад, вправо или влево грозил смертью. Я опустился на корточки и прежде, чем начать разгребать снег, как-то глубоко ушел в себя, перекрестился и произнес какие-то слова молитвы. Я не помню, что просил у Бога, но я остался жив. Разгребая осторожно снег, я нашел мину и увидел, что это была мина, по-моему, образца 1905 (точно не помню) года, но именно такая, на которой нас в академии имени Жуковского обучали элементам минного дела. Дальше все было просто. Я знал, как обращаться с этими минами, и вскоре мы были на опушке спасительного леса. Позднее саперы мне сказали, что других пехотных мин у них не было отродясь. Тогда я понял и смысл и значение своей молитвы. Она помогла мне собраться, не сделать случайной оплошности. И, может быть, это спасло мне жизнь. Я невольно вспомнил свою бабушку.
Мне, наверное, очень не повезло - на своем веку я не встретил священника, любой конфессии, с которым я мог бы найти общий язык, который бы мне рассказал, почему он выбрал дорогу, по которой он пошел, дело, которому он посвятил свою жизнь. Но была еще одна причина, которая мне не позволяла войти в контакт со священнослужителями. Я много лет преподавал в высших учебных заведениях, и, по долгу службы, мне постоянно приходилось иметь дело с преподавателями марксизма-ленинизма. Меня поражало их согласие безропотно и бездумно следовать в одном-единственном интеллектуальном канале. Его берега были столь жестко ограничены, что мне было даже трудно называть этот канал интеллектуальным: все мыслимые вопросы были уже решены заранее. Даже малое отступление от трафарета считалось наказуемой ересью.

Вот эта канонизация одной доктрины в равной степени присуща и преподавателям марксизма, и большинству священнослужителей, с которыми меня сводила судьба. Меня поражало нежелание говорить о самом главном - обсуждать суть божественного. Позднее я узнал, что это просто запрещено православием. Но именно этот вопрос меня и интересовал больше всего.

В 70-х годах я проводил некоторые расчеты по поручению комиссии ЮНЕСКО по Великим озерам и часто бывал в Торонто. В один из моих приездов меня пригласил в Оттаву наш посол (тогда им был А. Н. Яковлев). После встречи с работниками посольства, заинтересованными нашей работой, я вернулся в гостиницу и позвонил канадцу русского происхождения, некоему Петрову, с которым познакомился в Москве. Он немедленно примчался в гостиницу с бутылкой вина, и у нас состоялся очень интересный разговор. Я услышал много такого о жизни русских в Канаде, о чем и не догадывался.

Петров был очень верующим человеком. Более того, он был кем-то вроде старосты (или членом общественно го совета) православной общины Канады, и она строила в Оттаве православный собор. Все то, что он мне рассказывал, было ново и интересно. Речь зашла о союзе церквей, и мой гость высказал категорическое неприятие этой идеи. Мне было удивительно услышать из уст физика по образованию, что сесть за один стол с еретиком грешно и безнравственно. Не исключено, что так думают многие религиозные люди разных конфессий.

После наших работ по "ядерной зиме"* я однажды был приглашен в папскую академию, и мне довелось в Ватикане разговаривать с одним из кардиналов. Он был дипломатичнее, более образован, чем мой канадский знакомец или те русские священники, с которыми мне приходилось общаться. Но в нем была та же привержен ность канону, на все готовый ответ и наличие запретных зон для обсуждения: ни дать, ни взять - преподаватель истории КПСС. Только образованнее!

Как уже, вероятно, понял читатель, с религией мне просто не повезло: на моем пути не встретилось священника, который смог бы мне показать то, что может дать духовному миру человека настоящая религиозность. Не обрядовая сторона, не совокупность постулатов поведения, которой должен придерживаться любой человек, принадлежащий той или иной церкви, а мудрость, которая привлекала к религии умнейших людей во все времена, и красота миропредстав ления, которая, как мне кажется, присуща по-настоящему верующему человеку. Впрочем, может быть, здесь дело и не в невезенье: люди просто очень разные, и не всем дано увидеть красоту в религиозном миропонима нии. Но мне повезло в другом - удалось увидеть и познать много прекрасного, что делало мою жизнь содержательной и определило многие особенности моего миропредставления, а следовательно, и поведения, и выбора жизненного пути в хаосе случайного и непредсказуемого.

Я расскажу о двух эпизодах, которые сыграли особую роль в моей жизни. Однажды я со своей младшей дочерью пошел на концерт. В этот вечер в консерватории давали Рихарда Штрауса - композитора, произведения которого редко звучат в наших концертных залах. Оркестр исполнял его "Ночь Просветления". В тот вечер я впервые слушал Рихарда Штрауса, и он оказался особенным. Предо мной словно открылся новый мир. Я несколько дней был под впечатлением музыки Рихарда Штрауса. Она для меня действительно была "Ночью Просветления"! На той же неделе мне пришлось быть на каком-то академическом совещании, где шла некая подковерная, как теперь говорят, борьба. Когда дело дошло до голосования, я подумал, а какое все это имеет значение, если есть люди, способные написать "Ночь Просветления". Потом еще несколько раз я переживал нечто подобное, все больше и больше утверждавшее мой образ восприятия окружающего.

А вот второй эпизод. В молодости я занимался "большим альпинизмом". Не очень большим, но все-таки настоящим. Я побывал в большинстве горных районов Советского Союза, бывал и в Альпах, и в Скалистых горах. Но ничего сравнимого с Алтаем я не знаю. Снеговая линия на Алтае проходит значительно ниже, чем на Кавказе, а тем более в Средней Азии. Но северная природа такова, что деревья на склонах, преимущественно лиственница, растут чуть ли не до трехкилометровой высоты, гораздо выше языков ледника.

Перед самой войной я участвовал в небольшой экспедиции, которая предполагала подняться на гору Белуха с севера, с ледника Радзевича, траверсом хребта Делоне. Наш небольшой караван - две лошади и человек семь-восемь альпинистов - шел по узкой тропе высоко над речкой, вытекающей из-под языка ледника. И неожиданно за одним из поворотов перед нами открылась Белуха. Глубоко внизу лежала долина, а надо всем навис почти пятикилометровый снежный исполин, этакий могучий и грозный Властелин. Но нет - на самом деле не Властелин, а Охранитель: на другой стороне ущелья, обращенной к югу, высоко над ледником неширокой полосой поднималась роща лиственниц. В июне деревья стояли ярко фисташковыми, и, обращенные к Солнцу, они олицетворяли жизнь. А над этой рощей - снежный исполин, защищающий ее от северных ветров.

Мы все остановились, завороженные открывшейся картиной: перед нами был один из символов жизни, встреча с которыми и восприятие которых не менее важны для человека, чем знание законов Ньютона и правил логического мышления.

Лет через 35 я начал заниматься проблемами биосферы. Когда я начал изучать ее свойства как целостной системы с помощью компьютерной имитации ее функционирования и читать труды Вернадского, то у меня родилось свое представление о ноосфере. Я представил себе человечество той рощей у подножия Белухи, которая растет и тянется вверх под защитой великана, имя которому Природа. Вот тогда я впервые написал о том, что эпохой ноосферы следует называть тот этап антропогенеза, когда человечество окажется способным реализовать режим коэволюции человека и биосферы.

Мир человека - это неразрывная связь рационального и иррационального - интуиции, инстинктов, прозрений, непредсказуемости или нелогичности поведения... И наш духовный мир, наша иррациональ ная сущность, по-видимому, принципиально необъяснима. Мы можем лишь говорить о том, что влияет на ее формирование.

И она - иррациональность человека - крайне индивидуальна, несмотря на большое количество общих черт у людей.

Мир иррационального не в меньшей степени влияет на поступки человека, чем его суждения, основанные на принципах рационализма. И что, может быть, самое главное - наибольшую радость, ощущение полноты и прелести жизни дает человеку как раз иррациональная составляющая его миропредставления. Эта важнейшая компонента нашего бытия не может не быть в центре внимания образовательной и воспитательной деятельности общества. Мы должны учиться на нее влиять так, чтобы уберечь человечество от деградации. Но здесь свои трудности. Учитель не может передать своим ученикам свой духовный мир - это не арифметика. Люди очень разные. То, что для одного может составить смысл жизни, для другого не стоит ничего! Но учитель обязан раздвинуть духовные границы своих учеников, показать им, приблизить к тому, о чем они даже не догадываются. Однажды услышанная мною "Ночь Просветления" Рихарда Штрауса в неменьшей степени определила переориентацию моей практической деятельности, чем разговоры с одним из умнейших людей, которого мне посчастливилось встретить, - с Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским, одним из блестящих ученых ХХ столетия, стоявшим у истоков современной генетики.

Путь в мир иррационального лежит, в том числе, и через познание искусства, главным образом, как мне кажется, через музыку и поэзию, способные в символьной форме, минуя логику и рассудочность, затронуть самые глубинные чувства человека.

Искусство ничего не должно отображать. Это прежде всего - обращение к той иррациональной сущности человека, которая и есть его собственное Я! Искусство должно быть только ради искусства. Оно нужно, необходимо прежде всего для того, чтобы затронуть те струны, которые перестают звучать в повседневной обыденности, глохнут под бременем жизненной необходимости либо традиционных материальных стремлений. И тогда к человеку приходит то глубинное, что лежит за пределами познания, но что в неменьшей степени влияет на познаваемое и познанное, чем рациональные знания, без которых человек не сможет жить на Земле. И вместе с тем у человека возникает ощущение полноты и прелести жизни, которое, может быть, и составляет ее истинное содержание.

И тогда возникает синтез, о котором мечтали представители искусства нашего Серебряного века. Сейчас такой синтез становится жизненной необходимостью. Его необходимость была гениально угадана нашей отечественной культурой еще сто лет тому назад.

Я много писал об экологическом императиве и не раз говорил о том, что императив экологический, то есть система ограничений человеческой деятельности, система запретов, выполнение которых необходимо для продолжения процесса развития общества, неизбежно приведет к выработке нравственных критериев, то есть повлечет за собой императив нравственный. И это неизбежно приведет к изменению структуры ценностей, позволит обрести новые цели и новые стимулы жизни.

Как это может произойти? И произойдет ли вообще? Одних решений ООН или постановлений правительств здесь явно будет недостаточно. Да и церковь может лишь помочь, и то в небольшой степени. Вспомним: заповеди Нагорной проповеди известны две тысячи лет, ничего более высокого никто никогда не произнес, а многое ли они изменили в поведении человека?

Конечно, есть и чисто эволюционный путь изменения системы нравственных ценностей, история антропогенеза дает нам тому примеры. Табу "не убий!", запрет на убийство себе подобного в борьбе за самку утвердился на заре палеолита, когда появились первые каменные топоры и наши предки овладели огнем. Этот запрет вывел человека из эволюционного тупика, куда его загнало "развитие техники", и обеспечил развитие человеческого разума, которое могло в результате гибели его носителей постепенно заглохнуть - неизбежно стала бы меняться структура генетического потенциала человека. Знаменитый австрийский этолог Конрад Лоренц утверждает даже большее: не обладая инстинктом волка, когда победитель отпускает побежденного, подставившего свою шею под его зубы, люди без табу на убийство просто перебили бы друг друга.

Благодаря утверждению этого табу, возникли основы морали древнего человека, и его эволюция сменила канал - биологическое развитие уступило место эволюции общественной. Чисто биологическое развитие человека и, следовательно, его мозга стало замедляться. Но коллективный Разум и накопление информации продолжали развиваться, причем все ускоряющимися темпами. Однако сам Разум в этом процессе развития не участвовал: все шло само собой, действовал все тот же естественный отбор. Те роды, племена, в которых утверждался запрет на убийство соплеменников, обгоняли в своем развитии другие и безжалостно уничтожали отставших. Прошли десятки, а может, и сотни тысяч лет, прежде чем произошла окончательная перестройка эволюционного процесса, и человек научился жить в новых условиях. Вероятно, лишь два, три десятка тысяч лет отделяют нас от утверждения на Земле современного человека - кроманьонца.

Теперь у нас нет этих тысяч лет, нет и сотен. Экологический кризис грядет неумолимо - он уже на пороге. Конечно, законы самоорганизации сработают и сами по себе. Но это будет связано с ожесточенной борьбой за ресурсы, за место под Солнцем. С кровью и гибелью множества людей и даже целых цивилизаций. А есть ли у человечества альтернатива развития?

Я не могу ответить на такой вопрос. Но в одном убежден: человек не имеет права отказаться от поиска этой альтернативы. Сегодня, быть может, мы открываем самую драматичную страницу истории человечества. Все отчетливее вырисовывается невозможность, "абсолютная тупиковость" того естественного пути общественного развития, той "извилистой тропы самоорганизации", которой шло человечество до сих пор (хотя и достигло удивительных успехов). Такое понимание становится достоянием не только отдельных ученых, как это было четверть века тому назад. Оно постепенно становится достоянием миллиардов людей, живущих на Земле.

Человечеству предстоит смена парадигмы развития, переход в другой эволюционный канал, подобно тому, как это случилось в начале палеолита, когда оно постепенно перешло от биологической эволюции к эволюции общественной. Но каков будет теперь этот новый канал, никому пока неизвестно. Хочется думать, и я в этом убежден, что выбор пути развития немыслим без участия коллективного интеллекта человечества. Не утопии, которая является плодом размышления того или иного мыслителя, а именно Коллективного Интеллекта. Значит, вопрос состоит не в том, чтобы создать конструкцию, подобную миру Кампанеллы или Маркса, а в том, чтобы "запустить" Коллективный Интеллект - направить его усилия на поиск необходимых составляющих тех цивилизаций, которые окажутся способными создать новую "парадигму развития".

Она возникнет не из пустоты. Она может развиться только из того, что уже есть внутри нас, подобно тому, как человечество, и ранее переживавшее кризисы, находило выход в той потенции, которая была заложена в него Природой. Ключ, способный открыть дверь в будущее человечества, я думаю, окажется синтезом Разума и того иррационального начала, которое заложено в людях. От того, как Коллективный Разум сможет опереться в том числе и на иррациональное начало, зависит судьба человека как биологического вида. Наука может формулировать необходимые ограничения, целую систему табу, но сможет ли человечество принять их? Каковы здесь возможные пути преодоления неизбежных противоречий и пути синтеза?

Достоевский сказал: "Красота спасет мир". Но ведь мы все очень разные, и наше восприятие и понимание прекрасного тоже разнится. Я специально долго говорил о том, что мне не дано увидеть и понять ту красоту, которая есть в религиях. Но ведь встретил же я Рихарда Штрауса, ведь довелось же мне пройти тропой к подножью Белухи! И были еще встречи, подобные этим. И они не только мне дали минуты истинного счастья, но и "перевернули душу", во многом определили мой внутренний мир, мои оценки и стремления.

Может быть, это прозвучит как банальность, но многие, многие стандартные ценности после этих встреч стали для меня просто жизненной суетой. Постепенно я стал по-настоящему ценить свободное время и думать о том, что мне интересно.

Но для другого человека, вероятно, нужно совсем иное - его духовный мир просто "генетически настроен на другие частоты". Но я убежден, что для каждого человека есть своя "Ночь Просветления". Нужно только однажды ее узнать! И помочь найти ее и есть, может быть, главная задача Учителя.

Я, например, убежден, что тот, кто увидел рощицу лиственниц, тянущуюся вверх под защитой снежного великана, никогда не сможет стать "новым русским", строящим уродливые кирпичные "шатойки" (от французского - шато, то есть замок) и калечащим прелесть подмосковной природы.

Вот почему процессы и приемы обучения, которые мы используем, чтобы научить человека владеть методами, разработанными на основе рационального мышления, совершенно недостаточны для воспитания того, что принято называть духовностью. Надо уметь показывать, может быть, даже иногда и не объясняя: слышащий да услышит! Поэтому, может быть, надо начинать с эстетического воспитания, прежде всего с эстетического восприятия Природы. Это основная задача воспитания человека в самом раннем возрасте - детский сад, семья, первые классы школы. И уже на этом этапе огромна роль музыки. Ибо прежде слов идут символы. Именно они проникают в душу человека, определяют его духовный настрой и лишь иногда, вербализируясь, превращаются в суждения или действия. И еще раз: особенно важны те символы искусства, которые так или иначе роднят нас с Природой.

Мне представляется, что этому принципу отвечает русская народная музыка, русские народные песни. К сожалению, они почти забыты, хотя русская классическая музыка XIX века шла от народной музыки, от того единства с Природой, которая ей свойственна. Если говорить о раннем детском возрасте, детском саде и первых классах школы, то мне представляется, что все предметное обучение должно иметь этот эстетичес кий фон. В старших классах центр тяжести эстетического образования должен во все большей степени переноситься на внеклассную деятельность. Не меньшее значение имеет и русская литература. Она для этого дает удивительного разнообразия материал, демонстрирующий самые разные оттенки "звучащей струны".

Не только знаменитое Тютчевское "Не то, что мните вы, природа...." - стихотворение, которое должно войти во все хрестоматии по русскому языку и экологии.

Разве не то же демонстрирует нам долго недооцени ваемая нами поэзия Серебряного века? В ней то же стремление к синтезу слов и символов, музыкальных прежде всего. Об этом писали русские мыслители, близкие к символизму, прежде всего - Д. В. Мережковс кий и В. С. Соловьев. Об этом же говорили и сами поэты, например Валерий Брюсов и Александр Блок. Знаменитое брюсовское "Где вы, грядущие гуны..." действует на человека не столько словами, сколько музыкой стиха. Все это наследие сегодня должно быть пересмотрено и использовано для духовного воспитания наших юных граждан.

Экологией сегодня принято называть науку о собственном доме, то есть о биосфере, ее особенностях и ее взаимоотношениях с человеком, а человека с остальными людьми. Человек должен знать, что можно делать, а чего нельзя ни при каких обстоятельствах. Но выучить это - еще полдела. Надо, чтобы он следовал обученному. Чтобы он просто не мог вести себя по-другому. Здесь, конечно, надо говорить и о самой структуре общества, ее институтах и многом другом, о том, что мне хочется назвать "экологическим социализмом". Но это уже хотя и близкая, но другая тема.

А закончить свои заметки я хочу другим утверждением: задача воспитания нового человеека, человека эпохи ноосферы совсем не безнадежная. Человек в гораздо большей степени обучаем, чем это общепринято считать. Конечно, в каждом человеке заложено некое иррациональное начало. У каждого человека свой собственный внутренний мир, отличный от мира другого человека. Но духовные миры не возникают сами по себе, и они вовсе не случайны. И если люди хотят сохранить себя, свой род, то, что накоплено культурой за тысячелетия, им необходимо не только знать современные научные теории, но и научиться воспринимать те символы красоты, которые есть в окружающем нас мире или созданы человеком.

Только тогда может возникнуть тот синтез, то единение с Природой, когда само понятие антропоцентризм потеряет смысл