1. Нынешний кризис рассматривается большинством экспертов как финансовый, экономический, политический. Самые отважные объявляют его (кризис) структурным и цивилизационным, не очень внятно поясняя – почему. Для того, чтобы сформулировать свою версию, напомним, что капитализм, как экономическая система, базируется на постоянно расширяющихся рынках. В течении сотен лет рынки захватывались, освоялись, делились, этот процесс казался бесконечным и оставался главным стимулом развития экономической системы. Экономика, в конечном счете, лишь отражает социум, механизм развития которого определялся и определяется одним словом – экспансия. К 70 годам ХХ века физические ресурсы развития этой модели на планете Земля были исчерпаны, а сама ситуация – осознана специалистами как критическая (Р.Меддоуз, Пределы роста, 1972).

Однако, вместо ожидаемого массами и пропагандируемого СМИ продвижения в Ближний Космос, началась практическая реализация информационных технологий, позволившая перебросить вектор экспансии в виртуальность (создания Интернета, виртуальной экономики и не имеющих реального обеспечения финансовых документов - дерривативов). В качестве бонуса – виртуальная «космическая экспансия». Однако, в условиях сохранения старой модели развития, виртуальные изыски выполняют роль не лекарства, а галлюциногенов для экономики. Усиливает остроту проблемы оформившаяся «глобализация», делающая практически бессмысленной и преступной любую крупную силовую акцию по переделу рынков.

Именно поэтому, аналогии с предыдущими капиталистическими кризисами 1896 и 1928 годов – не корректны, так как в оба эти периода ресурсов развития в рамках старой модели оставалось вполне достаточно. Именно поэтому, надежды на быстрое нахождение рецептуры выхода из кризиса «по аналогии» - наивны.

Экономическая «экспансия в виртуальность» требовала изменения правовой базы хозяйствования и нормативно-ценностной среды граждан (прежде всего – обоснования возможности и желательности использования необеспеченных бумаг в качестве платежных единиц и потребления, как основного признака «цивилизованности»). Естественный путь подобных изменений долог и противоречив, результат же требовался быстро. В качестве основного средства модификации общественного и индивидуального сознания стали использоваться манипулятивные технологии в СМИ; PR - технологии не просто легализовались, а стали одними из наиболее востребованных в меняющемся обществе. Традиционная инертность правовой системы не позволяла трансформировать ее достаточно быстро, поэтому основным механизмом административной поддержки «виртуальной экономики» стала коррупция. В наиболее «продвинутых» атлантических странах большая часть коррупционных операций была легализована в виде «лоббизма». Не успевшие легализовать стали объектами публичной критики и экономического шантажа.

Лавинообразно нарастающая «токсичность» результатов «экспансии в виртуальность» последних двадцати лет (давление на реальный сектор неограниченно увеличивающейся денежной массы из «виртуальной экономики») требует, в настоящее время, принятия незамедлительных мер для спасения всей экономической системы от коллапсирования, а социума – от череды социальных революций. Строго говоря, для спасения цивилизации, в первую очередь необходимо лишение мировой финансовой системы роли самостоятельного субъекта и «восстановлении» ее в качестве обеспечивающего компонента экономической системы (а фактически речь идет о социальной революции нового типа - глобальном лишении значительной части криптократической элиты их правящего статуса). Первичная тактическая задача – «сжигание» накопившейся массы необеспеченных финансовых ресурсов, которые практически в десять раз превышают норму. В новейшей истории известны два способа эффективного «сжигания», апробированных в 1896 и 1928 годах – мировые войны и социальные революции. Необходимо подчеркнуть, что в нынешних условиях и войны и социальные революции могут рассматриваться лишь как СРЕДСТВО «РЕАНИМАЦИИ» ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЫ, а не как средство выхода из кризиса в целом.

Как любой крупный пожар привлекает мародеров, так и к объективным кризисным явлениям приплетаются действия локальных правящих элит, пытающихся решить свои внутренние проблемы на геостратегическом пространстве. В первую очередь это касается планирования и реализации ближайших военных акций, террористических актов. Для «сжигания» спекулятивных денег нужен управляемый конфликт высокой интенсивности. Где именно, какие параллельные задачи здесь будут решаться – выбор элит. На настоящее время практически сформирован ближневосточный очаг военных действий. Начатая Израилем в последнюю неделю 2008 года война в секторе Газа, по мнению большинства аналитиков, имела целью вынудить Иран поддержать палестинцев, что даст формальное основание для Израиля нанести удар по Ирану.

Ответные действия Ирана (если они последуют) дадут основания США поддержать своего стратегического союзника и параллельно – нейтрализовать руководство Пакистана с его ядерным амбициями. Однако, только ракетно-бомбовыми ударами (без применения ядерного оружия) этим государствам и правящим в них режимам невозможно нанести «неприемлемый ущерб», наземные же военные действия в Иране, в отличие от Ирака, будут вестись на взаимное уничтожение, что неприемлемо для США и их союзников. Кроме того, начало военных действий против Ирана неизбежно спровоцирует всплеск терроризма в Европе и США. Не смотря на явный провал Израиля в Газе, эта война, скорее всего, будет интенсифицироваться, ибо под нее уже выстраиваются сценарии последующего развертывания цепи военных конфликтов, политических и экономических решений.

Стратегия «управляемого хаоса», рассматриваемая большинством правящих атлантических элит как единственная возможная в настоящее время, предполагает, кроме того, стимулирование экстремизма, как основного инструмента, переводящего и «дружеские» и «остальные» политические режимы в «зону нестабильности». Ближайший пример реализации «экстремистских технологий» – предновогодние беспорядки в Греции, в Косово, то есть фактические попытки формирование Балканского узла нестабильности. Однако, активизация военных конфликтов и социальных революций, кроме объективно описанных геостратегических механизмов и технологий имеет и «субъективную» составляющую – национально-культурные особенности, исторический опыт и степень включенности в глобальные экономические и финансово-информационные процессы. В этой связи крайне важно сформулировать, чем экстремизм «управляемого хаоса» опасен для нас в нынешних условиях.

2. Глобальная опасность, наиболее резонансный вид преступлений, «новая чума» - это все про экстремизм. У любого неспециалиста невольно возникает ряд вопросов: что это? Почему это так серьезно? И, наконец, откуда это все взялось? В многочисленных публикациях и нормативных актах даны разнообразные характеристики и определения этого явления. Не оспаривая имеющиеся точки зрения, предложим свое видение и постараемся ответить на вопрос: почему при том, что преступления экстремистской направленности составили в 2007 году всего 0,006% (А.И.Долгова, 2008) от числа всех совершенных преступлений в нашей стране, мы считаем, что в нынешних условиях (развертывании глобального кризиса) они представляют серьезную угрозу всем государственным институтам.

Все авторы, пишущие и говорящие об экстремизме, едины в том, что это крайность (экстремальность) в оценках и действиях личности (группы). Далее, в зависимости от широты научных и практических интересов автора, в понятие экстремизма, через запятую, включаются и все формы и проявления радикализма и, конечно – терроризм (В.А.Бурковская, 2007). На наш взгляд, это малопродуктивно.

Традиционное для социальных наук понятие радикализм означает как осознанную, так и неосознанную крайность во взглядах и поступках (то есть оценка крайности зависит исключительно от социо-культурного уровня развития индивида и социальных условий, в которых он действует). Как любое «крайнее» явление, радикализм может быть просоциальным и асоциальным. В ситуациях острых социальных кризисов (напоминаем, что нынешний только разворачивается) именно радикальные социальные элементы обладают максимальным потенциалом деструкции, способным повернуть вектор развития социума. Это качество радикалов уже много веков делают чрезвычайно привлекательной мысль использовать их в процессе борьбы за власть, претендующими на нее группировками.

Придание словам и действиям радикальных групп политического содержания , вне зависимости от их собственных интересов и потребностей, превращает разнородные социальные образования в инструмент борьбы за власть, то есть – в экстремистские группы и объединения в соответствии с контекстом ныне действующего законодательства. Естественная эскалация радикализма (граница «крайности» сдвигается от слов к делу, и это дело, в конечном счете - насилие) в ходе политической борьбы с неизбежностью формирует идеологию и практику допустимости любых насильственных средств в борьбе за светлое будущее. Именно по этому алгоритму из радикальной среды российской молодежи второй половины Х!Х века выделились сначала экстремистские, а затем и террористические группы и организации. Конец ХХ-го и начало ХХ I веков дополнили технологические способы и приемы рекрутирования в организации членов экстремистских сообществ, формирования у них требуемых идеологических и психологических установок, но базовый алгоритм остался прежним.

3. Последняя четверть ХХ века характеризуется окончательным формированием новых субъектов мировой политики – транснациональных корпораций и надгосударственных управленческих структур (МВФ, ОБСЕ, ПАСЕ и т.п.). Достигнутые успехи (победа в «холодной войне» и практическая реализация модели «потребительского общества» в странах «золотого миллиарда») укрепили в умах и теоретиков и практиков иллюзию возможности бесконечного расширения рынка через спекулятивные операции, а также - всестороннего финансового преимущества виртуальной экономики над материальным производством. Для новых субъектов мировой политики и экономики существующие государственные границы и остатки суверенитета есть лишь досадная помеха и «реликт».

Социо-культурные, конфессиональные, этнические черты в этой парадигме рассматриваются как «атавизм», от которого нужно быстрее избавляться любому современному глобализированному «актору». Но, начав реализацию программы «Золотой миллиард» в середине 70-х годов прошлого века, страны Запада столкнулись с растущей нехваткой трудовых (в широком смысле) ресурсов. Единственным «идеологически приемлемым» источником этих ресурсов был признан традиционно связанный с Европой Средний и Ближний Восток. Целым рядом политических решений была стимулирована миграция молодежи из высших и средних слоев арабских государств в университеты Америки и Европы. Этим выпускникам впоследствии предоставлялись места в европейских и американских фирмах с видом на жительство. Предполагалось, что гордость от приобщения к новейшим технологиям и атлантической культуре будет способствовать полной ассимиляции этих людей в новых для них сообществах и росту эффективности их труда.

Однако первое, с чем пришлось столкнуться атлантистам после начала реализации этой программы, – ростом скрытой миграции, когда к студентам начинали съезжаться многочисленные родственники и знакомые, пытаясь натурализоваться. Вторым неприятным сюрпризом стало то, что мигранты охотно овладевали технологиями, но не собирались ассимилироваться в атлантической культуре, предпочитая ей свою традиционную. И, наконец, неутешительным открытием стало то, что арабский нефтедолларовый капитал получил долгожданную возможность внедриться на европейский и американский рынки через своих натурализовавшихся представителей. В условиях продолжающейся «холодной войны» Атлантический союз не имел достаточных политических средств, чтобы нейтрализовать спровоцированную им же людскую и финансовую экспансию Среднего и Ближнего Востока на европейские и американские рынки. К середине 80-х годов клубок политических и экономических противоречий между Атлантическим союзом и всем остальным миром нарастал лавинообразно. Распад «Варшавского блока», а затем и Советского Союза, с одной стороны, переключили внимание экономистов и политиков ведущих государств на новые проблемы, с другой - лишили страны Запада мощного консолидирующего инструмента – «коммунистической угрозы» «свободному миру». Кратковременные попытки формировать «однополярный» мир на базе «общечеловеческих ценностей» оказались мало эффективными. Для политической и экономической консолидации становящегося все более и более аморфным и слабо управляемым «мирового сообщества» вновь потребовался Враг, но не простой, а отвечающий ряду обязательных критериев.

Он (Враг) должен представлять собой явную, безусловную и ужасную угрозу, но при этом не быть связанным с ведущими странами Запада. Его местоположение должно быть там, куда можно наносить безответные удары; его можно увидеть только на экране телевизора и в Интернете; борьба с ним должна продолжаться бесконечно долго, а мера ее успешности оставаться неопределенной; наконец, наглядная демонстрация ужасных преступлений в СМИ и Интернете убедительно оправдывает необходимость борьбы с Врагом, любые ограничения демократических прав собственных граждан, а увеличение расходов на эту борьбу должно вызывать энтузиазм, но не возражения у населения. Этот Враг, мировой терроризм, - основной инструмент «варварских» цивилизаций, стремящихся уничтожить «прогрессивную» (западную) цивилизацию. А авангардом мирового терроризма назначены исламистские радикалы, до этого много лет воевавшие с «советской экспансией». В системе запугивания атлантического обывателя, зеленое знамя газавата сменило красное знамя «коммунистической угрозы». Но консолидация – это не единственная задача борьбы с «общим Врагом».

Не менее важным остается то, что «борьба с мировой террористической угрозой» позволяла до поры связывать избыток «виртуальных» финансов, обоснованно, для избирателей, вводить мобилизационные компоненты в экономику и проводить жесткую протекционистскую политику. Консолидировавшееся «мировое сообщество» в лице своих уполномоченных представителей ( G 8, ОБСЕ и т.п.) определяет, какие государства, политические силы и социальные слои заслуживают причисления к лику прогрессивных («своих»), какие – отсталых («варварских») цивилизаций.

Одни и те же действия по отношению к прогрессивным цивилизациям именуются экстремизмом и терроризмом, по отношению к отсталым - национально-освободительной (антиимперской, антитоталитарной и т.п.) борьбой. Террористов нужно уничтожать в любой точке Земного шара, не обращая внимания на государственный суверенитет, с «национально-освободителями» (наиболее наглядными примерами подобных могут служить УЧК–Армия освобождения Косова и «Вооруженные силы Республики Ичкерии») обязательно нужно договариваться руководству тех стран, против которых они воюют. «Священную» борьбу с терроризмом после 2001 года ведут уже не отдельные государства, а все страны, причисленные к лику «прогрессивных» цивилизаций, в лице своих доверенных представителей (коалиционных вооруженных сил); переговорный же процесс в государствах «промежуточных» и «варварских» цивилизаций могут вести только носители прогрессивных цивилизационных ценностей – неправительственные организации прозападной ориентации. При этом подходе все вопросы о материальных, кадровых, финансовых источниках экстремистской и террористической деятельности переводятся в мистико-конспирологическую плоскость наднационального религиозного фанатизма, бороться с которыми представители «прогрессивных» цивилизаций могут любыми способами и не утруждая себя доказательствами.

Необходимо подчеркнуть, что новые субъекты мировой политики и экономики не могут легитимизировать свои действия в рамках действующей системы международного права, новое право под эти субъекты еще не создано ввиду кратковременности их существования, но, с их точки зрения, можно поставить мир перед фактом свершившего передела, замаскировав происходящее бесправие всеобщей террористической угрозой.

В свою очередь террористические методы и антитеррористическая борьба в необходимых пропорциях способны сделать то, что невозможно добиться другими способами. Пример – войны в Югославии, Афганистане, Ираке, внешнее стимулирование критической нестабильности на Северном Кавказе стали способами временно успешной стабилизации долларового обращения и передела мирового рынка углеводородов. Достаточно прозрачным становится в этом случае вопрос о кадровых, материальных, финансовых и прочих ресурсах экстремистской и террористической активности. Это не мифические орды «новых кочевников» (Ж. Аттали), а вполне прагматичные современные корпоративные структуры, использующие сохранившиеся во многих странах эшелонированные ресурсы борьбы с «коммунистической угрозой» ныне выполняющие конкретные террористические заказы, связанные с перераспределением властных полномочий в экономической и политической сферах. Их внешняя идеологическая оболочка выполняет функции маскировки реальных участников и конечных целей происходящего и имеет то же происхождение, что и корпоративные имиджи транснациональных корпораций, да и разрабатывается, как правило, теми же специалистами.

Они (современные экстремистские и террористические организации) опираются не на спонсорство мифических фанатиков-финансистов, а на вполне осязаемую «экономику терроризма» ( the New Economy of Terror ), годовой оборот которой, по оценкам экспертов, достигает 1,5 триллиона долларов или более 5% мирового валового продукта. Примером подобной региональной корпорации можно считать турецкий «Нурджулар».

Экспансия в виртуальность, где отсутствуют традиционные границы и не действуют большинство законов и норм, позволила финансовым игрокам создать качественно новые инструменты умножения спекулятивного капитала, максимально оторванные от реальной экономики. В течении короткого времени виртуальная экономика стала самым «прибыльным» сегментом, куда удавалось перемещать значительную часть спекулятивных средств и имитировать их рост. Но там, где намечается пусть виртуальная, но сверхприбыль, немедленно появляется организованная преступность вместе с террористическими и экстремистскими корпорациями.

4. Экстремистские и террористические корпорациии осваивают киберпространство, как двести-триста лет назад отряды выброшенных из благополучных социумов пассионариев и маргиналов осваивали Новый Свет. Главная из решаемых ими в настоящее время задач – «обольстить» (с помощью информационно-манипулятивных техник сделать максимально привлекательным собственной образ) нынешних и будущих обитателей киберпространства и, по возможности, включить максимальное их количество в свои ряды (вербовка). В обоих случаях отсутствует прямой контакт между людьми, поэтому без ограничений используются все инструменты манипулятивных технологий, с помощью которых достигается неосознанность действий большинства акторов, их непонимание собственного участия в экстремистской деятельности. Так, при вербовке членами экстремистских и террористических организаций новых членов на позиции, соответствующие идеолого-пропагандистской работе , вербовщиков в первую очередь интересует потенциальная способность кандидата генерировать идеи в русле экстремистских и террористических концепций.

Поиск кандидатов, соответственно, осуществляется на форумах, блогах * и киберсообществах соответствующей направленности, интересующей членов экстремистских и террористических организаций, где выделяются наиболее активные участники, умеющие грамотно и доходчиво излагать свои мысли, а также способные убеждать и отстаивать свою точку зрения. При привлечении лиц данного типа к сотрудничеству, вербовщики применяют «интеллектуальный крючок» - в задачу кандидатов входит решение непростой, но достаточно интересной для них интеллектуальной задачи. Решая ее, они не только оказывают помощь экстремистской либо террористической организации, но и сами проходят проверку на пригодность. Как вариант, вся их деятельность внутри организации может быть построена на решении подобных интеллектуальных задач, либо они могут быть привлечены к чисто пропагандистской деятельности «втемную».

Второй блок потенциальных членов этих организаций – «пиарщики» - организаторы и исполнители информационных акций . Эти люди обеспечивают соответствующее освещение терактов в средствах массовой коммуникации, создание необходимого заказчику образа экстремиста или террориста (борца за свободу своего народа, мстителя за гибель от рук федерального правительства семьи любящего отца, «идейного» борца за свободу и тому подобное), противодействие правительственным органам путем их дискредитации, организация давления на правительство в целом со стороны международных организаций и структур и, наконец, координацию и корректировку деятельности террористов путем прямой демонстрации конкретных действий контртеррористических сил (типичный пример -ситуация с «Норд-Остом»).

Этот компонент составляют владельцы (реальные или номинальные) средств массовой коммуникации, журналисты, владельцы Интернет-сайтов. Их мотивация, как правило, многосторонняя. Владельцы СМИ и Интернет-сайтов получают щедрые инвестиции и пожертвования, позволяющие, в том числе, выплачивать журналистам очень высокие гонорары. Передаваемая террористами информация (требования, интервью) позволяет выходить с эксклюзивными репортажами и статьями, повышающими рейтинг и статус самого СМИ. И у владельцев СМИ, и у журналистов возникает иллюзия прямого влияния на власть (власть вынуждена с ними сотрудничать), причастности к принятию судьбоносных решений, собственной исключительности (избранности). Это состояние сродни наркотическому опьянению – эйфория, искаженное восприятие реальности, отчуждение от других (простых) людей, возрастающая зависимость от источника наслаждения (возможности получать и передавать эксклюзивную информацию, повышающую статус и гонорары).

Если разделить данную группу на подклассы, то их будут составлять: а) пишущие; б) снимающие; в) сценаристы. Все эти подгруппы объединяет общая интенция – способность к творчеству, незаурядная фантазия и максимальное отсутствие морально-нравственных ограничений. Эти их качества обладают высочайшей ценностью для представителей экстремистских и террористических организаций. Основными «крючками» при вербовке представителей СМИ, как уже отмечалось, являются слава, иллюзия власти и деньги. В качестве полей для поиска подобных кандидатов могут выступать радикальные Интернет-издания, блоги и сообщества.

Третья потенциальная группа – одноразовые участники акции. Делятся на три подгруппы: боевики, снабженцы и массовка.

В качестве заключения.

* Блог (англ. blog , от we b log , «сетевой журнал или дневник событий») — это веб-сайт, основное содержимое которого — регулярно добавляемые записи, изображения или мультимедиа. Для блогов характерны недлинные записи вре?менной значимости. Бло?ггерами называют людей, ведущих блог. Совокупность всех блогов Сети принято называть блогосферой.

* Флешмоб ( англ. flash mob — flash — вспышка; миг, мгновение; mob — толпа, переводится как «вспышка толпы» или как «мгновенная толпа») — это заранее спланированная эпатажная массовая акция, в которой большая группа людей ( мобберы ) внезапно появляется в общественном месте, в течение нескольких минут люди с серьёзным видом выполняют заранее оговорённые действия абсурдного содержания ( сценарий ) и затем одновременно быстро расходятся в разные стороны, как ни в чём не бывало. Психологический принцип флешмоба заключается в том, что мобберы создают непонятную, абсурдную ситуацию, но ведут себя в ней, как будто для них это вполне нормально и естественно: серьёзные лица, никто не смеётся, все находятся в здравом рассудке, трезвые и вменяемые.