РОЛЬ ОПК В ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ

На фоне определенных успехов, достигнутых Россией в 1999-2005г.г. в части роста ВВП, инвестиций в основной капитал и реальных доходов населения, серьезными проблемами остаются: сырьевая ориентация экономики, явно недостаточное использование возможностей высокотехнологичного комплекса и стоящего за ним научно-технического потенциала страны, высокий удельный вес населения за чертой бедности, духовная и физическая стагнация общества. К этому в последние годы добавились крупные геополитические и геоэкономические проблемы в зоне жизненных интересов российского государства (Югославия, Грузия, Украина, Прибалтика, страны Центрально-Восточной Европы, Ирак, Афганистан и т.д.). Подтверждается известная истина, что борьба за сферы политического и экономического влияния, за рынки сбыта и источники сырья была, есть и будет императивом развития мировой экономической системы, и в этой борьбе огромную роль играет экономическое и военное могущество конкурирующих государств или систем государств.

Тот факт, что в настоящее время Россия утратила роль сверхдержавы, конкурирующей с США и ее союзниками на мировой политической и экономической арене, отнюдь не означает, что вышеназванный императив развития мировой экономической системы больше не имеет для нас значения. Задача России состоит в том, чтобы не оказаться аутсайдером в новой конфигурации конкурентных отношений. Для этого требуется не только дипломатическое искусство, но и наличие мощного экономического и военно-технического потенциала.

По-видимому, будет вполне естественно, если происходящее ныне ослабление геополитических и геоэкономических позиций России подвигнет руководство нашей страны на уточнение и даже пересмотр некоторых важных принципов экономической политики, которые используются в настоящее время и которые по ряду причин не способствуют эффективной защите наших жизненных интересов. Свое слово должна сказать и академическая наука. При этом основная задача ученых РАН видится не в том, чтобы выстраивать некую оппозиционную баррикаду перед руководством страны, а в том, чтобы помочь ему разобраться в сложившейся ситуации, обратить внимание на возможные способы повышения дееспособности молодой рыночной экономики России, поддержать те позитивные тенденции в высших эшелонах власти, которые способствуют восстановлению могущества России.

Вот одна из позитивных тенденций: на заседании Правительства РФ 18 ноября 2004 года премьер-министр М.Фрадков поручил подготовить меры, обеспечивающие переход России от сырьевой ориентации к инновационной экономике. Он указал на чрезвычайную важность этой задачи и на необходимость ее решения совместными усилиями государства и частного бизнеса.

Данное заявление премьер-министра внушает определенный оптимизм. Переход России к инновационной экономике, по нашему мнению, должен стать центральной задачей деятельности правительства. При этом надо иметь в виду, что одним из основных признаков инновационной экономики является ее способность к развитию высокотехнологичных производств. В России высокотехнологичные производства в силу исторических причин сосредоточены главным образом в рамках ОПК – оборонно-промышленного комплекса страны. А это значит, что как с точки зрения геополитических и геоэкономических задач, так и с точки зрения чисто внутренней проблемы перехода России к инновационной экономике необходимо создать условия для активизации деятельности ОПК, возрождения его роли как генератора инноваций в гражданском и оборонном секторах экономики России.

1. Ретроспективный взгляд на ОПК

Вопрос об активизации деятельности ОПК в значительной мере относится к финансовой сфере. В рыночной экономике ОПК может успешно инициировать инновации, если банковская система в состоянии предоставлять долгосрочные кредиты под соответствующие инвестиционные проекты, если существует мощный фондовый рынок, на котором высоко котируются акции наукоемких производств, если имеются крупные государственные заказы на продукцию ОПК. Наконец, крупным финансовым источником инновационной деятельности ОПК является выручка от продажи вооружений и военной техники (ВВТ) другим странам и гражданской продукции как на внутреннем, так и на внешнем рынках.

В эпоху существования директивной экономики ни банковская система, ни фондовый рынок по понятным причинам не могли финансировать деятельность ОПК. Данный комплекс развивался за счет государственных расходов и торговли ВВТ и гражданской продукцией. Вопреки расхожим представлениям об ОПК как о монстре, поглощающем более двух третей совокупного продукта, реальное положение дел было другим. Так например, в 1990 году на данный комплекс приходилось 12,6% основных производственных фондов промышленности СССР и 14,2% расходов ВВП (в 1989 году). Конечно, если сравнивать эти процентные расходы с аналогичным показателем США (5,6% ВВП) или Великобритании (4,1% ВВП), то разница будет существенная. Но, повторяем, советский ОПК супергигантом никогда не был. Тем не менее после развала СССР ситуация кардинально изменилась. Из одной крайности мы попали в другую.

Банковская система и фондовый рынок в силу своего эмбрионального состояния и ориентированности на отрасли топливно-энергетического комплекса, а также на ряд сырьевых отраслей, игнорировали и до сих пор игнорируют финансовые потребности ОПК. Одновременно резко снизились государственные расходы на ОПК. В результате, в 1997 году масштабы деятельности ОПК сократились в 4 раза по гражданской продукции и в 6 раз по военной относительно 1990 года. Это был год максимального спада ОПК. В дальнейшем, благодаря расширению экспорта вооружений, заказам топливно-энергетического комплекса на оборудование, ситуация стала постепенно выправляться. В частности, в 2002 году объем военной продукции ОПК составил 35,7% от аналогичного показателя 1990 года, а объем гражданской продукции – 52,0%. Тем не менее, в настоящее время выживают в основном те его производства, которые имеют зарубежные контракты или обслуживают нужды экспорто-ориентированных сырьевых и топливно-энергетических компаний. Финансирование ОПК со стороны федерального бюджета составляет всего лишь 30-35% от общего объема финансирования этого комплекса.

В федеральном бюджете на 2005 год расходы на национальную оборону увеличены примерно на 30% относительно 2004 года. Это серьезный шаг. Он означает, что доля государственного финансирования ОПК в общем объеме его финансирования может подняться до 40%. Однако необходимо принять во внимание, что проблемы, накопившиеся в российском ОПК за 90-е годы прошлого века, столь велики, что для их решения требуются более кардинальные меры и более значительные средства.
Наиболее серьезной является проблема грубого нарушения нормального хода воспроизводства основных фондов и человеческого капитала российского ОПК. По данным за 2002 год, морально устаревшими являются 75% еще работоспособных производственных фондов ОПК. Физический износ этих фондов составляет около 50%. На протяжении более чем десяти последних лет темпы ежегодного обновления основных фондов в ОПК не превышали 1%, в то время как потребность в их замене составляла 10%, а в научно-экспериментальной базе – не менее 15% в год. Что касается человеческого капитала, то общей проблемой всех предприятий ОПК является близкий к пенсионному средний возраст научно-конструкторских и производственных кадров, отсутствие стимулов для привлечения молодых работников.

О каких же кардинальных мерах может идти речь? Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо выяснить суть современной российской либеральной политики. Самое главное, на наш взгляд, - это разобраться в вопросе: действительно ли российские либералы строят экономику, в которой господствует самоорганизующийся рынок. Или под прикрытием этой идеи они проводят вполне определенную промышленную политику в пользу определенной группы отраслей, а именно, отраслей ТЭК и некоторых отраслей сырьевого комплекса.

2.Что скрывается за либеральной экономической политикой?

Судя по официальным заявлениям, современная либеральная экономическая политика российского правительства опирается на три приоритета. Первый приоритет – это создание конкурентной среды и конкурентных отношений между субъектами рынка, что предполагает ослабление бюрократических барьеров для входящих в рынок новых субъектов, выравнивание условий конкурентной борьбы, дальнейшую приватизацию предприятий и, частично, природных ресурсов, судебную реформу и т.д. Второй – макроэкономическая политика, направленная на снижение инфляции как условие достижения финансовой стабильности и инвестиционной привлекательности российской экономики. Третий – интеграция в мировое экономическое сообщество, включая вхождение в ВТО, активизацию экспортно-импортных потоков капиталов, товаров и услуг.

Мы не ставим под сомнение, что российское правительство пытается следовать трем названным приоритетам. Однако полагаем, что в своей практической деятельности оно использует еще один приоритет, а именно: с помощью прямых и косвенных методов государственного регулирования (целесообразность которых в одних случаях как-то объясняет, в других – нет) ориентирует российскую экономику на преимущественное развитие энергетических и сырьевых отраслей, хотя на словах не перестает декларировать свою приверженность идее догоняющей постиндустриализации , исключающей приверженность государства каким бы то ни было отраслевым приоритетам. Попытаемся обосновать сказанное.

Начнем с того, что в течение всего периода рыночных трансформаций (1992 – 2005 г.г.) российская экономическая конъюнктура складывалась таким образом, что отрасли топливно-энергетического комплекса, а также ряда сырьевых комплексов оказывались в более предпочтительной финансовой ситуации, нежели отрасли обрабатывающей промышленности, в том числе входящие в ОПК отрасли высокотехнологического комплекса. Эта предпочтительность отчасти имела стихийное происхождение, а отчасти была результатом сознательных действий исполнительной власти, подверженной лоббированию со стороны соответствующих олигархических кланов.

Объективная (стихийная) природа такой экономической конъюнктуры заключалась в том, что продукция ТЭК и сырьевых отраслей с первых же дней реформы оказалась мощным источником гарантированных доходов государства и частных структур, в то время как инновационная деятельность высокотехнологичного комплекса ОПК предполагала в большинстве случаев необходимость достаточно крупных среднесрочных и долгосрочных затрат под инвестиционные проекты и лишь впоследствии – получение дохода, да и то не гарантированного, а вероятного. В этой ситуации краткосрочные эффекты возобладали над долгосрочными: основные финансовые потоки хлынули в процесс приватизации ТЭК и сырьевых отраслей, а также на цели создания благоприятных финансово-экономических и правовых условий функционирования этих отраслей, тогда как высокотехнологичные производства ОПК оказались обескровленными.

Субъективную предпочтительность правительства к указанной группе отраслей можно рассматривать как результат мощного лоббирования со стороны новых хозяев сырьевых и энергетических компаний, сумевших сориентировать государственную экономическую политику на краткосрочные интересы. Данная предпочтительность проявлялась и проявляется до сих пор по крайней мере в трех аспектах: ценовом, налоговом и монетарном. Рассмотрим эти аспекты.

Правительство РФ, исходя из того, что будто бы именно в отраслях ТЭК (а не в сельском хозяйстве или где-то еще) основной капитал находится на грани полного физического износа, устанавливает рост цен и тарифов на отдельные виды энергоносителей, заметно опережающий показатель инфляции. Тем самым оно сознательно провоцирует ту самую инфляцию, с которой предлагает бороться. Цель такой акции понятна – помочь некоторым отраслям ТЭК сформировать средства для обновления их основного капитала. Но почему аналогичные меры не предпринимаются по отношению к сельскому хозяйству или к отраслям обрабатывающей промышленности, включая ОПК и его высокотехнологичные производства? Чем одни отрасли хуже или лучше других? Непонятно и то, почему правительство не предпринимает решительных мер против спекулятивного (так это определил президент РФ В.В.Путин) роста розничных цен на бензин и дизельное топливо, происходящего последние годы и особенно резко - в текущем 2005 году.

Действия правительства в части роста цен на энергоносители становятся особенно парадоксальными на фоне дискуссии по поводу использования в 2005 году избыточной части Стабилизационного фонда. Правительство, как известно, решило направить из этого фонда 167,99 млрд. рублей на погашение государственного внешнего долга. Вопреки мнению ряда экономистов, в том числе – ученых Российской академии наук, оно отказалось использовать часть этих средств на цели инвестирования инновационных проектов под предлогом, что такая закачка денег в экономику, в том числе – в ОПК, грозит ростом инфляции. Получается, что ТЭК имеет право с помощью инфляции модернизировать свой основной капитал, а ОПК - не имеет.

Перед нами факт односторонней ценовой поддержки ТЭК в ущерб интересам развития ОПК, факт, демонстрирующий политику двойных стандартов. Мы полагаем, что данную ценовую политику необходимо скорректировать, ибо она не соответствует государственным интересам. Вместо этого на первый план следовало бы выдвинуть задачу, сформулированную премьер-министром М.Фрадковым, - задачу перехода России от сырьевой ориентации к инновационной экономике.

Решение данной задачи потребует от руководства страны совершенно новых подходов, в том числе - иного отношения к инфляции, порождаемой инвестициями в инновационные проекты высокотехнологичных производств ОПК. В частности, теоретически доказано, что инфляция инфляции рознь: инфляция, сопровождающая инвестиции в инновационные проекты, – явление позитивное, обеспечивающее технологический прогресс, в отличие от инфляции, генерируемой примитивным повышением цен на продукцию ТЭК.

2.2 Налоговая политика

Для начала можно обратить внимание на «дело ЮКОСА», показавшее, что наши нефтяные компании, используя различные схемы ухода от налогов, на протяжении ряда лет недодавали в бюджет многие миллиарды долларов налоговых платежей, а Министерство по налогам и сборам только сейчас (в 2003 и 2004 году) «обнаружило» эти недоимки. Возникает неприятный вопрос, почему данное министерство не замечало недоимки раньше и не связана ли подобного рода халатность с таким типом оппортунистического поведения, которое известный теоретик Мансур Олсон определил через категорию «денежный бандит»? Но главная проблема не в этом.

Мы считаем, что основным фискальным признаком предпочтительного отношения правительства к отраслям ТЭК и сырьевого комплекса является то, что на фоне весьма мягкого отношения правительства к проблеме природной ренты (которая действительно принадлежит всему обществу, но до сих пор в значительной мере оседает на счетах компаний и является объектом вывоза капитала, средством оплаты различных теневых операций и т.д.), имеет место жесткая налоговая политика по отношению к высокотехнологичным производствам обрабатывающей промышленности, включая отрасли ОПК. Жесткость состоит прежде всего в том, что в настоящее время не существует налоговых льгот на реинвестируемую часть прибыли. Для высокотехнологичных производств, которые развиваются в основном за счет собственных средств, это очень серьезный вопрос.

Далее, признаком жесткой налоговой политики по отношению к высокотехнологичным производствам является то, что высокая ставка единого социального налога (ЕСН) наиболее ощутимо бьет по экономическим интересам именно высокотехнологичных производств, где используется в значительной мере труд высококвалифицированных работников и где доля заработной платы в цене продукции достигает 50% и более. Хотя в 2005 году правительство снизило ставку ЕСН до 26%, этот налоговый вычет по-прежнему будет относительно наиболее болезненным для отраслей высокотехнологичного комплекса. Данная проблема активно обсуждается в экономической литературе. В частности, предлагается или освободить высокотехнологичные фирмы от части ЕСН (скажем, в размере 10 процентных пунктов) или реинвестировать эту часть в венчурные фонды, возможно, даже с субсидированными ставками процента и т.д. Возможны и другие варианты, например, замена ЕСН на дифференцированный (в зависимости от типа производства и доли заработной платы в цене продукции) социальный налог.

А пока что можно зафиксировать, что и в ценовой и в налоговой политике российское правительство ведет себя одинаково: одним оно помогает, другим нет. Все это делается без громких заявлений, но достаточно последовательно и откровенно. Получается, что наше либеральное правительство не столь уж и либерально: на словах оно за минимальное участие государства в формировании экономической структуры, на деле – проводит вполне определенную промышленную политику.

2.3 Монетарная политика

На наш взгляд, свои энерго-сырьевые предпочтения правительство наиболее полно реализует через монетарную политику. В данном случае оно не только предоставляет отраслям ТЭК и сырьевого комплекса определенные экономические преимущества, но и позволяет им выступать в качестве одного из важнейших операторов при формировании структуры российской экономики. Чтобы прояснить суть дела, сформулируем несколько теоретических тезисов, достаточно известных, но уместных в данном случае.

Тезис №1: расширение совокупного спроса в экономике напрямую связано с расширением денежного предложения, т.е. с увеличением денежного агрегата М2. В свою очередь этот агрегат увеличивается лишь тогда, когда увеличивается так называемая «денежная база» (или, что тоже самое, – сильные деньги), которую формирует посредством эмиссии Центральный банк страны. Прирост сильных денег затем мультиплицируется банковской системой, в результате происходит приращение денежного агрегата М2.
Тезис №2: среди известных способов увеличения денежной базы наиболее распространенными являются два. Первый, когда денежная база возрастает в связи с бюджетным дефицитом. Правительство в условиях бюджетного дефицита эмитирует государственные ценные бумаги, продает их через своих посредников Центральному банку (операции на открытом рынке), а последний эмитирует под эти бумаги новые сильные деньги, покрывающие бюджетный дефицит. Такой способ увеличения денежной базы используют практически все развитые страны мира.
Второй способ увеличения денежной базы заключается в том, что компании-экспортеры продают на валютной бирже свою валютную выручку. При положительном балансе торговых операций компании-импортеры покупают лишь часть этой выручки. Другая часть приобретается Центральным банком, который, с одной стороны накапливает свои золото-валютные резервы, с другой – эмитирует новые сильные деньги (есть еще третья часть выручки – экспорт капитала или, как у нас говорят, утечка капитала за границу, но в данном случае мы ее не рассматриваем). Этот способ увеличения денежной базы широко распространен среди слаборазвитых стран. В отличие от первого он предполагает существенную зависимость монетарной политики таких стран от поведения мировых эмиссионных центров, прежде всего – от Федеральной резервной системы США.
Тезис №3: В начале ХVIII века уроженец Ирландии банкир Ричард Кантильон обратил внимание на то, что экономические субъекты, которые первыми получают сильные деньги, т. е. находятся у «точек входа» денег в экономику, обладают рядом преимуществ по сравнению с другими субъектами. Назовем два таких преимущества. Первое (эффект Кантильона) проявляется в условиях инфляции и состоит в том, что «экономические агенты, находящиеся ближе всего к точкам входа, получают наибольший выигрыш от возможного роста предложения денег, поскольку они покупают товары по прежним ценам, до их повышения». Второе преимущество состоит в том, что стоящие у точек входа получатели сильных денег первыми увеличивают свой платежеспособный спрос, а значит первыми влияют на процесс развертывания дополнительного спроса по экономике страны, в ходе которого прирост сильных денег образует прирост денежного агрегата М2. Стало быть, далеко небезразлично, кто именно образует группу экономических субъектов – первых получателей сильных денег.
Тезис №4: Состав группы первых получателей сильных денег зависит от того, какой из двух вышеназванных способов приращения денежной базы (см. тезис №2 ) доминирует в экономике страны. Доминирование первого способа предполагает, что в точках входа новых сильных денег первыми оказываются субъекты-бюджетополучатели, т.е. предприятия ОПК, органы образования, науки, культуры, здравоохранения, пенсионеры, инвалиды, студенты и т.д. Доминирование второго способа означает, что первыми в указанном смысле являются компании-экспортеры. Часть новых сильных денег через налоги они передают в бюджет, а другую, весьма значительную (примерно 50-60%) оставляют у себя. А это значит, что если при доминировании первого способа создания новых денег государство через систему бюджетных приоритетов оказывает исходное влияние на динамику структуры совокупного спроса, то при доминировании второго способа наряду с государством равноценную роль в этом исходном формировании структуры совокупного спроса играют компании-экспортеры.

Вернемся к вопросу о российской монетарной политике. В нашей стране, как известно, доминирующим способом приращения денежной базы после дефолта в августе 1998 года является второй способ, т.е. эмиссия сильных денег под закупки Центрального банка валютной выручки экспортеров. Но так как среди экспортеров господствуют компании ТЭК и ряда сырьевых отраслей (их продукция составляет около 90% объема экспорта), то можно сказать, во-первых, что в современной России вышеуказанный эффект Кантильона (см. тезис№3) достается в основном сырьевым и энергетическим компаниям. Во-вторых, формирование структуры реального сектора экономики в значительной мере начинается, исходя из локальных интересов данных компаний. Именно в этом пункте имеет место принципиальное отличие России от большинства развитых стран: последние, используя «бюджетнодефицитный» способ приращения денежной базы, образуют исходный импульс к изменению структуры платежеспособного спроса в основном через бюджетные приоритеты, но не через локальные интересы компаний-экспортеров.

Некоторые экономисты полагают, что сложившаяся в России ситуация не противоречит национальным интересам России, в т.ч. интересам развития высокотехнологичной инновационной экономики. Они убеждены в том, что сырьевые и энергетические компании-экспортеры (или, что тоже самое, ИБГ – интегрированные бизнес-группы) в состоянии инвестировать в высокие технологии, поскольку такие инвестиции обеспечивают рост добавленной стоимости, рост прибыли на вложенный капитал. В частности, член-корреспондент РАН А.Дынкин пишет, что «преодоление структурной ловушки (т.е. энерго-сырьевой ориентации России – В.М.)…возможно в результате эволюции ИБГ от энерго-сырьевых товаров в сторону секторов с повышающейся степенью обработки и соответственн растущей добавленной стоимостью. В последнее время этот процесс приобрел заметную динамику». Эту же мысль он он формулирует при обсуждении сценария корпоратизации ИБГ: «По мере нормализации институциональной сферы «ядром бизнеса» станут его более сложные формы, связанные с машиностроением и высокими технологиями…По такому сценарию уже идет развитие ИБГ «ЮКОС», «Сибирский алюминий», «Северсталь»».

По нашему мнению, логика, основанная на том, что будто ИБГ в состоянии, исходя из своих экономических интересов, решать задачи национального масштаба, весьма сомнительна, особенно в настоящее время. Если цены мирового рынка на нефть и нефтепродукты безудержно растут, то вполне естественно, что нефтегазовые ИБГ будут вкладывать деньги именно в добычу и транспортировку нефти и газа, а не в менее доходные отрасли высокотехнологичного комплекса. А это значит, что государство, предоставляя в распоряжение ИБГ «эффект Кантильона», а также право на формирование экономической структуры, помогает тем, кому помогать не надо, и лишает помощи тех, от кого зависит могущество государства.

Для того, чтобы начать переход России от сырьевой ориентации к инновационной экономике, необходимо прежде всего освободиться или ослабить степень лоббирования интересов энерго-сырьевых компаний. Это вопрос политической воли руководства страны. Его решение должно затронуть все вышеперечисленные аспекты экономической политики: ценовой, налоговый, монетарный. Вместо неявной, неофициальной промышленной политики, отдающей предпочтение энерго-сырьевому экономическому гиганту, необходимо сформировать явную, официальную политику построения инновационной экономики. Параллельно следует ускорить процесс становления основных рыночных механизмов: банковской системы и фондового рынка. Эти механизмы должны войти в контакт с приоритетами новой промышленной политики.